Репрессии 1937-38 гг. часто называют одной из главных причин трагедии первого года Великой Отечественной войны. События первого военного лета имеют свое объяснение в плоскости стратегии и оперативного искусства. Однако априори отбрасывать все версии было бы ошибкой. Попробуем разобраться.

Писатель Константин Симонов оставил одно из самых ярких и пронзительных описаний первых дней войны. Он был непосредственным свидетелем происходившего и своими глазами видел катастрофу отступления и торопливого сколачивания отрядов из случайно оказавшихся под рукой бойцов и командиров. В одном из очерков Симонов пишет: "Душой и сердцем людей, собравшихся в лесу под Борисовом, оказался маленький полковник, ехавший со мной в поезде".

Через несколько строк перед нами предстает образ решительного и хладнокровного командира: "Полковник вёл себя так, как будто ничего не случилось, как будто у него под началом не самые разные, никогда не видавшие друг друга люди, а кадровый полк, которым он командует уже, по крайней мере, три года. Он спокойным, глуховатым голосом отдавал приказания. В этом голосе слышалась железная нотка, и все повиновались ему".

Полковника-танкиста, о котором написал Симонов, звали Александр Ильич Лизюков. 24 июня 1941 года он выехал из Москвы в Барановичи, в штаб 17-го механизированного корпуса. Однако до Барановичей полковник не доехал - поезд остановился 26 июня в Борисове. Симонов не знал, что лишь волею случая Лизюков оказался в Борисове во главе группы незнакомых друг с другом людей. Он в эти же дни мог сражаться там, у границы, и делать всё для того, чтобы танки с крестами до Борисова просто не дошли… В феврале 1938 года Лизюков был арестован и освобожден только 22 месяца спустя, в декабре 1939 года.

"ПРИЯТНЫ, НО НЕ ТАЛАНТЛИВЫ"

Тезис о прямой связи репрессий и катастрофы 1941 года неявно исходит из предпосылки, что до 1937 года в Красной Армии было всё хорошо, и лишь репрессии привели к катастрофическому падению качества комсостава.

В 1933 году немецкая разведка оценивала советские Вооруженные Силы следующим образом: "При своем численном превосходстве Красная Армия в состоянии вести победоносную наступательную войну против своих непосредственных соседей на Западе (Польша, Румыния)". Вместе с тем констатировалось, что командный состав еще далек от совершенства: "До сих пор армия страдает тем, что, начиная от командира взвода и кончая командиром полка, командир не является еще полноценным.

В своей массе они способны решать задачи унтер-офицера. Несмотря на все мероприятия, проблема о командире Красной Армии еще не разрешена".

Таким образом, еще до репрессий потенциал РККА оценивался невысоко. Если иностранцы могли судить о Красной Армии по косвенным признакам, то высшее военное руководство располагало куда более цельной картиной.

Нельзя сказать, что эта картина радовала глаз. На заседании Военного совета при Наркоме обороны 13 октября 1936 года сам начальник Управления боевой подготовки маршал М. Н. Тухачевский говорил: "Далеко не все обстоит так, как должно обстоять в условиях современного боя". Далее он конкретизировал это утверждение: "Наши школы до последнего времени готовили недостаточно квалифицированных лейтенантов… Многие командиры, недостаточно подготовленные для того, чтобы получить звание лейтенанта, это звание получили". Недавно назначенный на связанную с боевой подготовкой должность Тухачевский был вынужден констатировать, что "культурного командира" удастся вырастить в лучшем случае к 1940 году. Немало нелестных слов из уст маршала прозвучало в адрес уровня подготовки войсковых соединений. Это касалось, в частности, взаимодействия пехоты и танков, а также разведки.

Причем даже лучший Белорусский военный округ Уборевича в этом отношении не блистал, как показали недавние учения.

Большие маневры, надо сказать, были знаковыми событиями середины 1930-х годов. Маневры Киевского округа в 1935 году и Белорусского округа в 1936-м были ориентированы на иностранных гостей. Нужно было произвести на них впечатление ввиду наметившихся союзнических соглашений. Поэтому свои действия на учениях красные командиры загодя репетировали, оставляя мало места собственно боевой учебе и умению принимать решения.

Однако даже в таких тепличных условиях проявили себя всё те же проблемы с боевой подготовкой. Нарком обороны Ворошилов позднее высказывался о "больших маневрах" следующим образом: "Я разрешил провести такое репетированное учение, а потом показать иностранцам: итальянцам, англичанам, французам. Это была моя установка и установка начальника Генерального штаба. Но беда вся в том, что вот это репетированное учение было проведено возмутительно плохо, скверно; оно было сорвано".

Также нельзя сказать, что выдвинувшиеся в период революции и гражданской войны военачальники отличались какими-то исключительными способностями. Британский генерал Уейвелл по итогам посещения осенних 1936 года маневров РККА дал характеристику ряду высших руководителей Красной армии. Уейвелл писал: "Начальник штаба маршал Егоров, хотя и достаточно приятен, но не производит впечатления сильной или талантливой личности". А.И. Егоров, напомню, был арестован в марте 1938 года и впоследствии расстрелян. Маршал Ворошилов заслужил от Уэйвелла характеристику "энергичного и способного". Однозначно положительное впечатление произвел лишь командующий Белорусским округом Уборевич "как человек, своим дарованием превосходящий средний уровень".

ПАРАДОКСАЛЬНО, НО ФАКТ

Однако возникает логичный вопрос: если и до репрессий не всё было благополучно, то в какую же пропасть рухнула Красная Армия после них?

Здесь нужно, прежде всего, понять и оценить действительные масштабы арестов и увольнений.

Чаще всего говорят о 40 тысячах репрессированных командиров.

Характерное высказывание звучит примерно так: "Считается, что в предвоенный период репрессировано 44 тысячи человек командного состава, свыше половины офицерского корпуса". Иногда называются и большие цифры. Так, А. Н. Яковлев писал: "Более 70 тысяч командиров Красной Армии были уничтожены Сталиным ещё до войны". Заметим, "уничтожены", то есть погибли.

Что же говорит опубликованная на данный момент статистика? На 1 января 1937 года общее число командно-начальствующего состава Красной Армии составляло 206 250 человек. За 10 месяцев 1937 года из рядов командиров РККА было уволено 13 811 человек, из них арестовано 3776 человек. Как видим, это даже не десятая часть. При этом арестовывались далеко не все уволенные. Более того, не все эти люди были жертвами репрессий. Помимо естественной убыли (по болезни, инвалидности, за смертью), из Красной Армии увольняли за пьянство, растраты, хищения, моральное разложение. В 1938-1939 годах также пошел обратный процесс - уволенные и арестованные восстанавливались и возвращались в строй.

Подводя итоги, можно оценить масштабы политических "чисток" в Красной Армии следующим образом. В 1937-1939 годах были арестованы 9579 человек начсостава и уволены по политическим мотивам 19 106 человек. Из числа арестованных 1457 были восстановлены в 1938-1939 годах, а из числа уволенных - 9247 человек. Таким образом, заявления об "уничтожении 40 тысяч командиров" ни в коей мере не соответствуют действительности.

Общее число офицеров, репрессированных в 1937-1939 годах (без ВВС и флота), составляет 8122 арестованных и 9859 уволенных из армии. Причем далеко не все арестованные впоследствии были расстреляны.

Парадоксально, но факт - некоторые показатели после репрессий даже несколько выросли. К началу 1941 года 7,1% командно-начальствующего состава имели высшее военное образование. До репрессий, в 1936 году, эта цифра составляла 6,6%. Академическое образование в 1936 году имели 13 тысяч лиц начсостава, в 1939 году, после фактического окончания репрессий - 23 тысяч, в 1941 году - 28 тысяч офиц

КАПЛИ В МОРЕ

Однако нехватка командных кадров к началу войны является общеизвестным фактом. Действительно, для предвоенных месяцев характерно быстрое продвижение командиров, недолгое пребывание в занимаемой должности. Дивизиями сплошь и рядом командовали полковники вместо генерал-майоров, корпусами - генерал-майоры, полками - майоры. Насколько в этом повинны репрессии?

Быстрое продвижение офицеров в 1939-1941 годах объясняется, прежде всего, широкомасштабной реорганизацией армии. Первым шагом в этом направлении был отказ летом 1939 года от системы тройного развертывания. Это одномоментно вызвало увеличение числа стрелковых дивизий с 98 до 173, с пропорциональным увеличением числа полков, батальонов, рот и взводов. Часть дивизий расформировывали, переформировывали и сформировали заново.

Но разница между 98 стрелковыми дивизиями августа 1939 года и 198 стрелковыми дивизиями июня 1941 года составляла 100 соединений. То есть только в рамках этих 100 дополнительных дивизий заново сформировали 300 стрелковых полков и 200 артиллерийских полков. Всем им нужны были командиры. Помимо стрелковых соединений формировались новые танковые дивизии, полки. Росло число корпусных управлений и одновременно - число корпусных артиллерийских полков. Те же процессы шли в авиации, формировались новые авиаполки, авиадивизии.

Если РККА в 1936 году по штату требовалось 58 582 лейтенанта, то в 1941 году их нужно было уже 147 320 человек. Если даже пойти на массовое присвоение звания "младший лейтенант" после сдачи несложного экзамена, то таковых "абитуриентов" в 1941 году требовалось 95 797 человек. В 1936 году по штату нужен был 5501 майор, а в 1941 году - уже 20 430.

С 1936 года до июня 1941 года офицерский корпус вырос более чем втрое. Цифры числа репрессированных командиров просто тонут в этой массе новых должностей, порожденных быстрым ростом армии перед лицом неизбежной войны.

То есть, если бы репрессий не было вовсе, вряд ли это радикально изменило бы ситуацию с командными кадрами в июне 1941 года. Гипотетическая замена реального Павлова на репрессированного Уборевича в Белоруссии в первые дни войны также вряд ли дала бы однозначно положительный результат.

Основными тогда были другие, куда более мощные действующие факторы, нежели личные качества командующего.

Источник: статья Алексея Исаева

При перепечатывании материалов сайта активная ссылка на сайт обязательна!

Copyright © 2003-2009